Из Нижнего Тагила и пригорода тяжелых пациентов с черепно-мозговым травмами доставляют в Городскую больницу № 1 — единственное медучреждение, где работает нейрохирургическое отделение. Как восстанавливают пострадавших при чрезвычайных происшествиях, редакции TagilCity.ru согласились раскрыть заведующий реанимацией Вячеслав Галкин, заведующий нейрохирургическим отделением Дмитрий Неволин, заведующий травматологическим отделением Александр Жигулин и заместитель главного врача, травматолог-ортопед Анатолий Бовыкин.
Состояние выжившего диагностируют медики скорой помощи, они и решают, куда повезут. Если случай особо тяжелый, звонят в больницу, чтобы врачи были наготове в приемном покое. День или ночь — те спускаются из отделений, а при массовых ЧП приезжают из дома. Так, например, было, когда на Серовском тракте перевернулся автобус.
Ночь была, многие [пострадавшие] спали, не поняли, что произошло. Я только уселся на диван с чашечкой чая. Звонит мне заведующий: «Приезжай». Он оформлял, я в операционной зашивал. Конвейер был. Все выжили, — вспоминает травматолог Анатолий Бовыкин.
Тогда врачи в приемном покое маркером проставляли номерки на руках пострадавших, определяя очередность проведения операций. Данный военно-полевой метод хирурга Пирогова актуален по сей день, заметил реаниматолог Вячеслав Галкин.
Первая задача медиков — восстановить у пострадавшего витальные функции (сердцебиение, дыхание, давление), а также остановить кровотечение. Возврат к жизни занимает от нескольких минут до более десятка дней. На сердце — пять минут, иначе начинают безвозвратно отмирать клетки головного мозга. И, при положительном исходе, к жизни вернется лишь бессознательное тело.
Гипоксия мозга более пяти минут чревата необратимыми изменениями: смертью нейронов. Это значит либо дальнейшую смерть всего организма, либо необратимые изменения личностного характера. То есть человек не тот будет, что раньше, — говорит нейрохирург Дмитрий Неволин.
Тем не менее реаниматолог борется за сердцебиение в течение получаса. Либо знакомым всем непрямым массажем, либо дефибриллятором. При открытой травме грудной клетки процедура иная. Травматолог запускает руку в рану, берет сердце в ладонь и начинает его ритмично сжимать.
Счет на минуты и при обильном кровотечении, которое приводит к сбою дыхательных функций. Сколько жидкости необходимо восполнить, определяют по гемоглобину. При показателе выше 70 возмещают объем препаратами, ниже — переливанием крови.
Если кровь вытекла — просто смерть. А кровь быстро вытекает при травме. Возьмите ведро (10 литров), сделайте отверстие со спичку, через сколько времени не будет воды? А там еще работает сердце, — объясняет Галкин.
Пока жизненно важные функции не восстановлены, операции не проводят: высок риск, что пациента потеряют прямо на операционном столе. Если же реанимация «дает добро», в дело вступают нейрохирурги, хирурги или травматологи.
Кто именно будет проводить операцию, зависит от локации травмы. За живот берется хирург, конечности и грудную клетку — травматолог, голову — нейрохирург, а иногда сразу несколько специалистов.
Была такая необходимость выполнения [операции] на передних отделах [позвоночника]. Попасть туда можно только через брюшную полость, поэтому хирург сделал разрез брюшной полости, отодвинул кишечник. Они [нейрохирурги] сделали свою часть операции на позвоночнике, потом все ушилось, — рассказывает реаниматолог.
Профильный специалист, он же лечащий врач, определяет очередность вмешательств, часть из которых безотлагательна. Так, при травме головы мозг начинает отекать и увеличиваться в размерах — внутри черепа возникает опасное для жизни давление.
Тогда мы удаляем гематому, оставляем незакрытым череп, чтобы пока он [пациент] лежит в реанимации, у него было куда отекать мозгу еще. Через какое-то время замещаем этот дефект специальными пластинами, — говорит нейрохирург Дмитрий Неволин.
Дмитрий Неволин — заведующий единственным в Нижнем Тагиле и пригороде нейрохирургическим отделением, где каждый специалист буквально на вес золота. Обучение на нейрохирурга длится 10 лет: шесть лет освоения программы медвуза, год — хирургии, два-три года — нейрохирургии. Помимо этого, к стационару специалиста допускают после годичной практики.
Тяжелая травма головы, делится профессионал, — не приговор, хотя смертность достаточно высока, как и изменение личности. Бывают, со слов Неволина, необычные случаи, когда пациент выжил и остался прежним вопреки всему.
Человек головой вниз упал с крыши дачного дома, у него произошел скользящий перелом и вывих, от которых обычно либо умирают, либо «говорящая голова», то есть полное повреждение спинного мозга. Здесь хоть и произошел перелом, каким-то образом спинной мозг нашел себе место. Взяли на дежурство «с колес», он восстановился и пешком ушел домой. Это был удивительный случай, — рассказывает врач.
Оперативное вмешательство требуют пациенты не только с черепно-мозговыми травмами, но и оторванными конечностями. Восстановление их, кстати, — распространенное заблуждение, говорит травматолог.
Оторванные конечности крайне редко приживаются. Палец точно не приживается, потому что очень мелкие сосуды. Много таких случаев было, мы пытаемся их [конечности] спасти. Даже если приживется, будут очень большие проблемы в дальнейшем: те же самые контрактуры, нефункциональности — то есть [конечность] просто будет мешать. Восстановить кровоток очень сложно. Путают с ранением сосудов. Сонную артерию привозили перерезанную, зашили мы ее, но часть мозга все равно погибла, то есть кровотока не хватило, — поделился Александр Жигулин.
А вот при открытых переломах, напротив, операции откладывают. Травматолог ставит кость на место и зашивает место разрыва для восстановления мягких тканей. При этом место травмы до окончательного хирургического вмешательства фиксируют при помощи скелетного вытяжения или аппарата внешней фиксации.
На инфицированные ткани нельзя делать остеосинтез (прим. — восстановление кости с помощью пластин или стержня), потому что это может привести к гнойным осложнениям. Сначала надо мягкие ткани восстановить, потом уже работать на костях, — объяснил травматолог.
Назначение операций зависит и от состояния пациента. Так, недавно в Горбольницу поступила молодая девушка после ночного ДТП. «Там сломано все, — вспоминает состояние госпитализированной Анатолий Бовыкин. — Руки и ноги в нескольких местах. Справа пятка, оба бедра сломаны. Предплечье, позвоночник, глазница, верхняя и нижняя челюсти. Девушка выжила. Мы ее по кусочкам собрали».
Со слов врача, восстановление пострадавшей затянулось на несколько недель. Операцию за операцией медики назначали только будучи уверены в том, что пациентка ее перенесет.
Мы этап сделали — восстановили у нее давление, гемоглобин. Сделали другую операцию, опять гемоглобин снизился. Прошло определенное время, подняли гемоглобин, еще операцию сделали. Если бы мы все сразу сделали, она бы умерла от кровопотери и болевого шока, — комментирует Бовыкин.
Подготовка пострадавшего — процесс индивидуальный. Зависит от того, как организм отреагировал на многочисленные травмы. Распространенный случай — травматический шок, который снимают принудительной комой или, по-медицински, управляемым медикаментозным сном. Выводят из него после восстановления основных жизненных функций: человек начинает сопротивляться аппарату ИВЛ и выделять достаточное количество мочи.
Выход из бессознательного поэтапный. Сначала реаниматологи снижают дозу снотворного и обезболивающего, затем отключают от аппарата ИВЛ. Если организм противится самостоятельной работе, снова вводят в медикаментозный сон и так, в особо сложных случаях, несколько раз. В коронавирус установили рекорд по региону: ежедневно пытались снять пациентку с аппарата ИВЛ в течение двух месяцев. В итоге самостоятельно задышала больная лишь на 62-ю попытку.
Если после отмены хирургического сна пациент остается без сознания, медики диагностируют неуправляемую кому, возникающую из-за повреждения головного мозга. Чудесное пробуждение через несколько лет, говорят врачи, — выдумка сценаристов «мыльных опер», в жизни прогноз намного печальнее.
Единственный случай «чуда» смог вспомнить реаниматолог Вячеслав Галкин. В 90-е в Нижнем Тагиле орудовала банда преступников. Она выслеживала молодых людей, избивала их до полусмерти и отбирала пластиковую карточку. Очередной их жертвой стал молодой парень, который решил сходить вечером за хлебом, а оказался в реанимации Горбольницы № 1. Шансов на то, что он придет в себя, не было, говорит Галкин, но мать молодого человека убеждала в обратном.
Она сказала, что его «поднимет». Винила себя в том, что вечером можно было и без хлеба обойтись. Выписали в коме с практически диффузно-аксональными нарушениями. Через два месяца мать его за руку привела. Он пришел абсолютно нормальным, — вспоминает реаниматолог Галкин, называя, спустя около тридцати лет, фамилию пациента.
Каждый организм индивидуален, повторяют врачи. Кто-то восстанавливается после тяжелейших травм, а некоторые не могут перенести простейшую операцию. Реакцию пациента в операционной отслеживают по кардиограмме: при усугублении состояния сердце либо дает сбой, либо вовсе останавливается.
Если рефлекторно сердце останавливается, доктора отходят, происходят реанимационные действия: массаж сердца, дефибриллятор подключается. Сердце заводится, и операция идет дальше, — пояснил Анатолий Бовыкин.
Для возврата к полноценной жизни важно не только состояние организма и грамотное лечение, но и то, о чем всерьез во врачебных кругах не говорят.
Реабилитацию после многочисленных травм пострадавшие проходят в специализированных клиниках. Абсолютно бесплатно по полису ОМС, подчеркивают врачи. Но лучшее средство восстановления, уверены они, кроется в родных стенах и заботе близких.
Зачастую бывает, самая лучшая реабилитация — это домашние стены, окружение пациента заботой и любовью родственников. Лучше любого Института мозга и других учреждений. Те родственники, которые требуют отправить пациента туда или сюда, только ему вредят. Больной видит, что от него хотят отвернуться, куда-то сдать. Это нюансы уже. Реабилитация, да, требуется тяжелым пациентам, — отмечает нейрохирург Дмитрий Неволин.
Врачи с многолетним опытом работы убеждены, что не менее важно желание пациента вернуться к полноценной жизни, которое может привести к невозможному.
У нас был такой больной в травме. С пятого этажа упал, у него была тяжелая черепно-мозговая травма, перелом обеих конечностей. Думали, не выкарабкается. Прооперировали ему нейрохирурги голову. Пациент начал говорить: «Я хочу съездить на рыбалку». У него был гнойный остеомиелит, который чудесным образом затянулся, — вспоминает травматолог Александр Жигулин.
Еще один залог успеха при восстановлении, со слов медиков, — образ жизни пациента. «Мы ложкой роем себе могилу», — цитирует древнюю мудрость Вячеслав Галкин.
Я уже пишу: «Ожирение пятой степени». Такого не бывает, конечно, но, извините, 150-170-180 килограммов, — возмущается реаниматолог. — Эти пациенты погибают чаще. В ковид так же было. Сто процентов ухудшение и смерть. Как бы мы ни лечили, ни ухаживали.
Вячеслав Галкин отдал медицине больше 40 лет своей жизни. За его спиной — Чеченская кампания в качестве военного врача и десятки лет работы в реанимации Горбольницы №1. Ужас войны не забыть никогда, говорит врач, вытащивший с того света тысячи пациентов и увидевший едва не столько же смертей.
А, это… Да, работал. Когда я первый раз зашел в сортировочную палатку. Нет, — прервался он, отрицательно качая головой. — Положить красную карточку на грудь 18-летнему парню, у которого нет двух ног и рук! — возмущается Галкин. — Что такое красная карточка? Уносят в палатку умирающего. Три-четыре дозы морфия — больше ничего. На них еще одежда дымится, их эвакуировали. Это всё.
Во время нашего общения его смена длится более полутора суток: зашел в больницу в шесть утра предыдущего дня и выйдет только под вечер. А утром снова на дежурство.
Реаниматолога выводит из себя любая несправедливость. Бессилие врачей при лишнем весе у пациентов, смерть молодых военнослужащих тридцать лет назад, а также безразличие близких людей.
Вы напишите обязательно, — вскидывает взгляд Галкин. — О родственниках, которые не ухаживают за больными. Я молодой еще был, пришел на вызов к лежачей пациентке. Женщина в сознании, — переходит на повышенные тона Галкин. — Перед ней — семь тарелок на несколько дней. Дочь у нее работает — ухаживать за матерью некогда, она ей еду так оставляет. А в памперсе она [обездвиженная больная] буквально «плавает». Как можно с родной матерью так?!
Круглосуточно в Горбольнице № 1 Нижнего Тагила возвращают к жизни и следят за состоянием пациентов пять врачей в реанимации, по три — в нейрохирургии и травматологии. Помимо этого, в каждом отделении днем и ночью дежурят несколько медсестер и санитарок.
— Случалось ли, привозят пациента, вы понимаете, что шансов нет? — задает вопрос корреспондент.
— Шансы всегда есть, — удивляются вопросу врачи.
— Если только мертвого привезли, с трупными пятнами, — добавляет реаниматолог Галкин.
— Шанс мы даем, — сходятся во мнениях медики.